В 1989 году я познакомился с баптистами, адвентистами, пятидесятниками и столкнулся с их догматизмом. Почти все верующие говорили, что якобы Бог наделил человека свободой воли, свободой выбора, что противоречило таким словам писания: «Всякий, делающий грех, есть раб греха». «Никто не может придти ко Мне, если не привлечёт его пославший Меня Отец». «Не властен ли горшечник над глиною, чтобы из одной и той же смеси сделать одни сосуды для высокого употребления, а другие для низкого». «Бог, кого хочет, милует, а кого хочет ожесточает», «Бог дал им дух усыпления, глаза, которые не видят, и уши, которые не слышат … Но от их падения спасение язычникам». «Ибо нас Он избрал в Нём прежде создания мира, предопределив усыновить нас Себе чрез Иисуса Христа по благоволению воли своей, дабы мы были святы и непорочны перед ним в любви». «Не вы Меня избрали, а Я избрал вас». «Даже волоса на голове своей не можешь сделать белым или чёрным». Несмотря на то, что именно лапласовский механистический детерминизм провозглашался истиной авторами Нового Завета, баптисты призывали всех покаяться, избрать веру в Господа, уверовать, а это противоречило словам писания: «Вера – дар Божий». Да и без писания было ясно, что от человека не зависит то, какие желания, добрые или злые, у него возникнут, и поэтому он не может не нарушить заповедь: «Не пожелай». Ведь желания приходят к человеку не по его воле. Даже удержать себя от удовлетворения своего дурного желания человек не сможет, если по каким-то причинам к нему не придёт желание удержать себя от удовлетворения своего дурного желания. Следовательно, и поступки человека однозначно предопределены. Всё происходящее подобно прокручивающейся киноплёнке, на которой уже заранее определено для каждого будущего момента времени положение каждого предмета в пространстве. Каждое явление имеет причину. То, что пожелает выбрать человек в данный момент времени, добро или зло, послушание Богу или непослушание, является следствием движения частиц его головного мозга в данный момент времени. А движение частиц его головного мозга в данный момент времени является, во-первых, следствием движения этих частиц в любой предшествующий момент времени и, во-вторых, следствием информации, поступившей в головной мозг через органы чувств между этими моментами времени. Этот детерминизм и был сформулирован авторами Нового Завета, но баптисты не понимали такой простой вещи и пугали вечными бесконечными мучениями в геенне того, кто до своей физической смерти не покается в грехах и не примет Господа Иисуса Христа в своё сердце. Баптисты признавали Бога разумной личностью и утверждали, что он накажет вечными мучениями тех, кто не покается и не уверует в Христа. Тем самым они изображали Бога жестоким садистом, который без всякого смысла и без всякой разумной цели мучает вечно какую-то часть людей. Всякое причинение мучений грешнику должно производиться с целью перевоспитания этого грешника. Всякое наказание должно идти ему на пользу. Поэтому эти мучения в озере огненном, где плач и скрежет зубов, никак не могут быть бесконечными, а должны закончиться, когда грешник будет перевоспитан. Поэтому «мука вечная», о которой говорится в «Откровении Иоанна», – это место, куда поступают всё новые и новые грешники для перевоспитания и очищения от грехов, где они перевоспитываются и становятся такими, какими Бог желает их сделать. Так рассуждал я тогда, возмущаясь тем, как такая абсурдная мысль, что Бог – это обыкновенный садист, который вечно мучает без всякой цели на том свете однажды провинившихся и нераскаявшихся грешников, могла придти в голову этим баптистам. «Они лгут. Они не могут в такое верить. Они просто испытывают мои умственные способности», – думал я. Мои попытки заставить их сознаться во лжи закончились провалом. Они были подобны зомби и твердили, что мучения в озере огненном никогда не кончатся для тех, кто туда попадёт. Тогда мне пришла в голову совсем другая мысль: «Они глупы. Но от их падения – спасение мне, чтобы пробудить во мне ревность». «Всё в природе стремится к разрушению и деградации, всё само собой желает двигаться от порядка к хаосу, Только разумный Творец может создавать из бессмысленного хаоса что-то упорядоченное, имеющее разумный смысл и назначение. Более того, если бы Творец не заботился о созданном им творении, то оно рано или поздно под влиянием стихийных не имеющих разума сил природы разрушилось бы и превратилось бы в бессмысленный хаос», – так рассуждал я в 1989 году, потому что очень поверхностно знал химию, очень плохо знал теорию Дарвина, объясняющую эволюцию в природе без всякого вмешательства Творца, и был совсем не знаком с теорией Опарина, объясняющей возникновение жизни без всякого Творца. Ведь я хотел изменять окружающий мир, а не познавать его. Я хотел смешить девушек и без доказательств верил в то, что они во время смеха испытывают чувство радости. В противоположность общественному мнению, которое говорит, что смеющиеся над тобой презирают тебя, я думал, что те, кто смеётся надо мной, восхищаются мной, в восторге от меня, испытывают ко мне чувство благодарности за то, что я позволяю им надо мной смеяться. Мне всегда было очень приятно, когда надо мной смеялись. Вот почему в 1989 году я был глуп и отверг атеизм, признав разумного творца причиной всех явлений, а себя считая умнее большинства людей. Идеи и теории я высасывал из пальца, глубоких знаний я не имел, а забывание научных фактов вошло у меня в привычку, ибо я всегда любил хвастаться своими знаниями в противоположность мудрым людям, которые скрывают свои знания от других, как говорит Соломон.
Однако апостол Павел говорит: «Не мудрое мира избрал Бог, чтобы посрамить мудрых». «Всякий человек лжив. Все люди лгут», – эти слова в Библии я как будто не замечал, доказывая то, что величайший грех – удовлетворять свои похоти, наслаждаться и глупеть в результате этих наслаждений. При этом я ссылался на слова Соломона: «Приобретай мудрость» и на слова апостола Павла: «Не будьте дети умом». Вместо того, чтобы обвинить тех, кто умышленно вводит в заблуждение других, кто является сторонником закона естественного отбора в человеческом обществе, кто скрывает свои знания, кто преднамеренно мучает других людей, я обвинил тех глупых людей, которые сами искренне заблуждаются, которые не умеют мыслить логически, потому что разрушили свои умственные способности, предаваясь греховным наслаждениям, беспрепятственно удовлетворяя возникающие у них греховные желания: купить автомобиль, завевать сердце девушки и т. д. Садистов же, которые не позволяли грешнику удовлетворять возникающие у него греховные желания и деградировать при этом, я считал очень полезными людьми, настоящими героями. Я решил, что Бог специально создал всех садистов для полезной цели. Когда я рассуждал так, то начисто забывал саму библейскую терминологию, согласно которой заблуждение не может быть грехом. «Если бы Я не говорил им, то не имели бы греха», – говорит Иисус. «Где нет закона – нет и преступления». «Без закона грех мёртв. Когда пришла заповедь – грех ожил». «Не вмени им в вину, ибо не ведают, что творят». «Раб, не знавший воли господина своего и сделавший достойное наказания, бит будет мало». Несмотря на это, искренние заблуждения я называл величайшим грехом, думая, что Богу невыносимо скучно и одиноко, и быть примитивным, глупым, не умеющим логически мыслить означает приносить Богу величайшие мучения, заставляя его скучать во Вселенной, где Он одинок.
Основное заблуждение, которое я имел в 1989 году, отойдя от здравого атеизма, выглядело так: «Наслаждения разрушают умственные способности, а страдания способствуют развитию умственных способностей. Это происходит потому, что мозг человека стремится к разрушению, как всякая разумно организованная материя, в силу закона возрастания энтропии под действием сил взаимодействия между частицами этого мозга. Эти неодушевлённые силы взаимодействия между частицами головного мозга человека стремятся переместить частицы человеческого мозга из упорядоченного расположения в беспорядочное. Стремление частиц человеческого мозга двигаться от маловероятного разумного порядка к более вероятному бессмысленному хаосу образует определённое желание человека (купить автомобиль или завоевать сердце девушки). Поэтому, если человеку удаётся удовлетворить своё желание, и он испытывает при этом чувство радости, то удовлетворяется желание частиц его мозга двигаться от порядка к хаосу под действием сил взаимодействия между ними, и при этом человек глупеет, деградирует. Если же желание человека не исполняется, и он страдает, то страдания заставляют его мыслить, и он умнеет от страданий». Так рассуждал я в 1989 году.
И совсем иначе я рассуждаю сейчас, в 1995 году: «Мучительные минуты хочется скорее забыть – поэтому мучения ухудшают память. Мучения и неудачи разрушают способность к логическому мышлению. Если девушка, которую он хочет завоевать, не будет им завоёвана, а только притворится, что завоёвана им, то есть, если его желание завоевать её в действительности не исполнится, то он не захочет догадываться о горькой правде, захочет находиться в приятном заблуждении. Начиная мыслить логически, он начнет догадываться о горькой истине, испытает страдание, в результате чего возникнет отвращение к логическому мышлению». Подобные рассуждения я имел и в 1989 году, однако, сделать верный вывод из них не мог, обвиняя в разрушении умственных способностей возникшее у него желание завоевать сердце девушки, а не девушку, которая не удовлетворила это его желание. Ведь она могла бы сделать правду сладкой, а не горькой, и у него тогда не возникло бы желание не знать эту правду. Поэтому я ошибочно решил, что наслаждения разрушают умственные способности, не понимая того, что именно страдания и неудачи разрушают умственные способности. В вышеприведённом рассуждении 1989 года, из которого вытекала необходимость мучить всякого глупца, заставляя частицы его мозга двигаться туда, куда они не хотят, от хаоса к разумному порядку, в этом рассуждении имелась одна важная ошибка. Дело в том, что не внутренние силы взаимодействия между частицами его мозга являются причиной возникновения у него «греховного желания глупеть», а внешние воздействия на его мозг стихийных сил природы через его органы чувств (зрение, слух, обоняние, осязание). Поэтому если бы во Вселенной существовал Бог-личность, всемогущий высший разум, то он мог бы спланировать для каждого человека такое разумное внешнее воздействие, благодаря которому ни одно греховное желание не могло бы возникнуть у человека. Для этого Богу пришлось бы исключить из жизни человека мучительные обидные минуты, которые хочется скорее забыть, и исключить такие ситуации, когда человек не желает догадываться до неприятной истины, то есть сделать все воспоминания приятными и всякую правду приятной, удовлетворить все желания этого человека, окружив его идеальными людьми, обладающими всеми теми прекрасными моральными качествами, какие он желает, чтобы в них были. Тогда одно единственное желание жило бы в душе этого человека – желание заниматься наукой. Удовлетворяя это желание, он всегда бы испытывал одно лишь чувство радости и умнел при этом. Так просто доказывается правота атеистов, что доброго, справедливого, умного и всемогущего Бога-личности сейчас во Вселенной не существует. Если же в качестве аксиомы принять, что нынешний мир создан Богом-Отцом, у которого нет изменения и ни тени перемены, то Бог-Отец – это совокупность неизменных законов физики, так как при других законах физики белок и жизнь не могли бы возникнуть. Для сближения же с марксизмом лучше сказать, что нынешний мир с войнами и болезнями не сотворён Богом, а Бог возникнет на определённом этапе эволюции, как совершенное нравственное и обладающее всеми научными знаниями существо, и сотворит новое небо и новую землю, где не будет ни болезни, ни смерти, ни плача, ни вопля, ни войн, ни страданий, а одна лишь радость вечная, где всё планируется.
Так как я ошибочно в 1989 году считал, что именно внутренние силы взаимодействия между частицами человеческого мозга порождают стремление человека к интеллектуальной деградации, я пришёл к выводу о существовании во внешнем мире жестокого Бога-садиста, который препятствует осуществлению человеческих желаний и тем самым не позволяет частицам его мозга двигаться от порядка к хаосу. Отвергнув атеизм, я пришёл к выводу о полезности садистов, как двигателей прогресса. Я стал говорить, что радовать другое существо – это зло, а мучить – добро, потому что от мучений человек становится умнее, а от радости он глупеет. Эта ложная идея укрепилась во мне, и я тогда возблагодарил Бога: «Спасибо тебе, Бог, за то, что ты создал так много жестоких и безжалостных людей, которые мучили меня. Ведь благодаря этим мучениям я стал философом, умным и интересным человеком». Думая так, я забывал о том, что я не только не прошёл по конкурсу в Московский физико-технический институт, но был отчислен по неуспеваемости с первого курса Московского Института Электронной техники.
Слушая христианские радиопередачи и читая Новый Завет, я совсем не обратил внимания на слова апостола Павла о Христе: «Он страдал добровольно». Я не обратил внимания и на уверения самого Иисуса, что если бы он не хотел быть распят, то мог бы вызвать себе на помощь более, нежели двенадцать легионов ангелов. Не заметив этих важных слов в Библии, я не понял главной мысли: только тот, кто сам добровольно распинает свои плотские страсти и похоти, умнеет, а распятый против своей воли наоборот глупеет. Думая, что окружающие меня люди в своём большинстве примитивнее меня и не могут так, как я, философски мыслить, имеют более узкий кругозор интересов, не допуская мысли о том, что они могут просто притворяться примитивными и не умеющими философски мыслить, я думал, что причина этого в том, что я записан в книгу жизни прежде создания мира, а они не записаны, для меня Бог предопредели мучения и неудачи, а для них – радости и удачи. «Бог выбрал меня потому, что я хочу кого-то радовать, а Бог хочет иметь меня в качестве равного себе по интеллекту друга, потому что ему, Богу, очень скучно и одиноко, или же Бог сам хочет наслаждаться и деградировать, превратиться в результате наслаждений в примитивнейшее животное, а меня поставить на своё место управлять Вселенной и заботиться обо всех своих творениях, чтобы они не разрушились и не превратились в хаос», – думал я. Я ошибочно считал в 1989 году, что слепой неразумный случай никогда не сможет создать их хаоса разумный порядок, и что без постоянной заботы и вмешательства Высшего Разума всё, имеющее разумный замысел, должно разрушиться со временем и превратиться в бессмысленный хаос, то есть вечное небытиё для всех ощущений и сознаний. Став религиозным человеком, я неизбежно должен был сойти с ума, придти к отрицанию у других людей способности мыслить, сознавать что-либо, ощущать что-либо.
В феврале 1989 года я писал: «Для того чтобы разум человека развивался, ему необходимы постоянные трудности и страдания». Спустя несколько лет я буду доказывать противоположное, что для наиболее интенсивного развития разума, необходимо исключить из жизни человека, как неприятные обидные минуты, которые хочется скорее забыть и никогда не вспоминать, так и всякую горькую истину, о которой не хочется догадываться. В феврале 1989 года я писал: «иногда избранный Богом человек догадывается о горькой истине своего избрания, о том, что он единственный живой человек, но эта истина так неприятна для него, что уверовать в неё означает потерять смысл жизни и желание жить. Уверовать в то, что все окружающие люди только мираж, создаваемый Богом лично для него, избранника – это признать своё полное бессилие, отказаться от всякого общения с другими людьми, признать полную невозможность быть причиной радости для других душ». Последнее утверждение просто глупо: ведь пока я не считаю себя единственным «я» во всей Вселенной, но признаю ещё существование «я» Бога, который создал для меня это сновидение. Когда я развиваю свои умственные способности, умнею и становлюсь нескучной личностью для Бога – я радую этим Бога. Итак, даже если все окружающие люди только снятся мне и не могут ни ощущать что-либо, ни мыслить, ни сознавать себя, ни радоваться чему-либо, даже если во всей Вселенной существуют реально только двое: я и Бог – всё равно я имею смысл жизни радовать Бога, развивая свои умственные способности и приближаясь к интеллектуальному уровню своего Создателя. Но дело в том, что желание мести ко всякому садисту в феврале 1989 года так затмило мой разум, что я никак не мог найти смысл жизни в том, чтобы радовать Того, который «явно жесток и безжалостен, если заставил меня так много страдать». «И избранник не желает уверовать в то, о чём он начинает догадываться», – заключил я на странице 13 рукописи от февраля 1989 года. Итак, происходит деградация разума человека, ибо заблуждение приятно, а правда горька, тяжела. Виновник этого – Бог, не желающий показаться избраннику и разрушить его приятное заблуждение. Если же он покажется, то якобы исчезнет смысл жизни. Вот до какой глупости может дойти в своих рассуждениях философ, который много страдал. То, что после мучений со своей женой я мог написать в феврале 1989 года такую глупость, доказывает то, что мучения разрушают умственные способности, особенно способность к логическому мышлению. После вопроса «зачем вводить человека в заблуждение? Разве это разовьёт его?» и правильного ответа на него: «Не разовьёт», который дан 21 марта 1989 года, следует пустая страница, что свидетельствует об умственной лени, нежелании мыслить и найти ответ на вопрос: почему Бог, если он существует, позволил мне столько времени заблуждаться, быть атеистом, отрицая его существование, и стремиться радовать других людей, которые на самом деле не способны радость испытывать, так как они только мираж, который Бог создал лично для меня? Как он мог позволить, чтобы я тратил своё время на служение существующим только в моём воображении людям вместо того, чтобы развивать свои умственные способности и становиться нескучным интеллектуально-развитым собеседником для Бога? Почему Бог не сделал гору бананов из воздуха, доказав мне своё всемогущество? Почему он не прокричал мне в уши громким голосом правду: «Эй ты, дурак! Эти люди вокруг тебя, которых ты желаешь смешить, которым ты стремишься приносить радость, на самом деле не могут испытывать радость, потому что они – только простые радиоуправляемые куклы в моих руках, которые я дёргаю за верёвочку. Во всей Вселенной реально существуем только мы двое: ты и Я, твой Творец, создавший всё, что ты видишь и слышишь вокруг себя, для тебя одного. Но ты глуп и скучен для меня. Так учись же и умней, иначе я сию же минуту прикажу этим куклам, которых я дёргаю за верёвочку, избить тебя, и ты никак не сможешь им отомстить. Если ты будешь драться с ними и пытаться им отомстить за удар ударом – не думай, что они этого испугаются, так как ощущать что-либо, в том числе и боль, они не могут, как не могут они испытывать радость и чувство благодарности»? Почему Бог не сказал мне этой истины, если он существует, создал всю Вселенную для меня одного и хочет, чтобы я интеллектуально развивался, а не тратил своё время на добрые дела тем, кто не существует реально, а только снится мне? В марте 1989 года я боялся задать себе этот вопрос. Почему? Да только потому, что идея о том, что во всей Вселенной, которую я вижу, слышу и осязаю, нет никого кроме меня и Бога, – это очень даже приятная идея, а вовсе не горькая и не тяжёлая. Мучительна другая идея: во всей Вселенной существую только я один, способный видеть, слышать, испытывать желания и эмоции, мыслить и понимать что-либо. Именно эта мучительная идея пришла бы ко мне в голову, если бы я попытался найти тогда ответ на этот вопрос о том, зачем Бог столько времени скрывал от меня своё существование, если Он является создателем всего существующего вокруг меня. Эта идея единственности моего «я» во Вселенной мучительна вдвойне. Во-первых, невозможно никого другого радовать, можно радовать только себя самого, так как во всей Вселенной кроме меня нет никого другого, кто был бы способен испытывать чувство радости. Во-вторых, и законов физики, в запоминании которых можно бы найти смысл жизни, тоже не существует реально, и существование законов физики в этом сновидении, которое я просматриваю, вызвано только моей верой в их существование: тела все притягивались к Земле только потому, что я верил в то, что они должны притягиваться к Земле. Если бы мне эта мысль пришла в марте 1989 года, возможно, уже тогда я окончательно сошёл бы с ума и увидел бы страшные галлюцинации. Вот как прав был Ленин, называя религию опиумом, а подобного сумасшедшего, утратившего веру в реальное существование других «я», «сумасшедшим фортепиано, вообразившим, что оно одно существует на всём свете»!
До страшных галлюцинаций и психиатрической больницы я дошёл позднее. Тогда же я размышлял над тем, могут ли ощущения быть продуктом головного мозга: «зачем Богу вместо сновидения для меня создавать миллиарды людей, животных, насекомых и допускать их реальную деградацию». Ход мыслей в моём подсознании был таким: «Всё, что меня окружает, не может быть моим сновидением, и окружающие меня люди тоже, как и я, могут испытывать желания и эмоции, потому что я этого хочу, чтобы они могли испытывать желания и эмоции, а Бог должен исполнить моё желание для того, чтобы правда была для меня приятной, чтобы желания не догадываться о ней у меня не возникало; в противном случае у меня возникнет отвращение к логическому мышлению, и мои умственные способности не будут развиваться». В декабре 1995 года я задал себе вопрос: можно ли с помощью логического мышления найти доказательства существования чужих ощущений, и не знал, как на него ответить. В начале 1995 года я отвечал на него отрицательно, а в 1989 году положительно, откуда и выводил ошибочные трактовки Голгофской смерти Христа в нескольких аспектах.
Признав то, что для развития моих умственных способностей необходимо, чтобы истина была приятной, я признавал, что внешний мир вокруг меня – явь, а не сон, что сознание является свойством высокоорганизованной материи, и потому все другие люди могут так же, как и я, иметь свои желания, испытывать эмоции, то есть радоваться или страдать, потому что я этого хочу, и моё желание должно быть исполнено для того, чтобы истина не была для меня неприятной, и чтобы не возникало «греховное желание не догадываться об истине». Однако точно так же подсознательно я понимал и то, что желания возникают у человека по причине внешних воздействий на его мозг через органы чувств: зрение, слух, осязание. Поэтому я решил, что Творец, имеющий такое же тело и мозг, избрал одни сосуды для низкого употребления, а другие для высокого, о чём и пишет апостол Павел в послании к Римлянам. Сосудов для низкого употребления – много, а сосудов для высокого употребления – мало. Первым он дал возможность постоянно радоваться, удовлетворяя все возникающие у них желания, и глупеть в результате этой радости для того, чтобы становится тупыми, скучными и мучить скукой и невыносимым одиночеством тех немногих избранных, которые должны интеллектуально вырасти в результате этих мучений до уровня Бога, чтобы самого Бога избавить от невыносимой скуки и одиночества. Признав реальность законов физики и невозможность сверхъестественных чудес, я решил, что Бог не мог так предопределить ход событий, чтобы все умнели, но мог спланировать всё только так, чтобы большинство людей глупело и ожесточалось, но чтобы эти глупые, жестокие и примитивные люди так воздействовали на маленькую кучку избранных людей, чтобы в результате этого воздействия умственные способности избранных интенсивно развивались. «От их падения – спасение язычникам, дабы пробудить ревность в них», – цитировал я слова Апостола Павла из 11 главы послания к Римлянам. Я ошибался тогда в 1989 году, когда думал, что страдания развивают умственные способности. Я думал, что мучимый скукой, одиночеством, мучимый тем, что внешний мир и люди вокруг меня не таковы, как мне того хотелось бы, я захочу изменить безобразный окружающий мир, перевоспитать окружающих людей и начну приобретать знания и развивать свои умственные способности, потому что знания и умственные способности необходимы для этого изменения внешнего мира и других людей. Это неверно потому, что желание переделать внешний мир противоположно желанию познавать его таким, как он есть. Тот, кто чем-то недоволен, либо не желает трудиться и мыслить логически с целью достигнуть поставленной цели, либо хочет что-то неприятное забыть. Это я понимал и в 1989 году, называя желание перевоспитывать другого человека греховным желанием, удовлетворяя которое, человек глупеет. «Он обнищал ради нас, дабы мы обогатились его нищетою», – говорит апостол Павел о Христе. И согласно моему толкованию этих слов апостола в 1989 году, у меня Христос дважды нищал интеллектуально. Первый раз Христос был, по моему тогдашнему мнению, воплощён в окружающих меня глупых и примитивных людях, которых Бог специально делал такими глупыми и примитивными с той целью, чтобы я мучился от скуки среди таких скучных людей, и чтобы у меня возникло желание приобретать знания и развивать свои умственные способности, необходимые для того, чтобы я смог перевоспитать этих людей, превратить их из глупых в умных, из скучных в интересных, из злых в добрых. Второй раз Христос глупел в моём лице, когда я, став очень умным, развив свои умственные способности, начну переделывать внешний мир и перевоспитывать окружающих людей, которые не таковы, как мне того хотелось бы. Перевоспитывая человека, я часто буду попадать в приятное заблуждение, думая, что перевоспитал его, когда тот только притворился, что перевоспитан. Поэтому я и буду глупеть, не желая догадываться о неприятной истине, что тот просто притворился покорным моей воле. На самом же деле, имея в своих руках приёмник для прослушивания мыслей, Христос не может быть обманут и не может впасть в приятное заблуждение, так как он долго мучился, принуждая себя к занятию радиотехникой с целью изобрести и сконструировать из радиодеталей такой приёмник для прослушивания мыслей, чтобы сбылось написанное: «Нет ничего тайного, что не сделалось бы явным, ни сокровенного, что не сделалось бы известным и не было бы узнано». Только после изобретения такого прибора для чтения мыслей Христос будет брать на Себя грехи всех людей, то есть брать на Себя труд их перевоспитывать. Поскольку, имея способность слышать мысли людей, нельзя впасть в приятное заблуждение, то при наличии такого приёмника для прослушивания мыслей желание перевоспитывать людей греховным не является, и его удовлетворение вовсе не будет приводить к разрушению умственных способностей. На самом же деле Христос не сразу может найти доказательство существования чужих ощущений, и в силу своей доброты имеет более низкие умственные способности.
Наличие сострадания тормозит интеллектуальное развитие человека
Умственные способности эгоиста развиты выше
Вот почему апостол Павел говорит: «Немудрое мира избрал Бог, чтобы посрамить мудрых». Но прежде Иисус учится на своих ошибках: Иисусу есть в чём каяться, принимая водное крещение в Иордане, чтобы родиться свыше от воды и духа.
Итак, шёл март 1989 года. Оправдав злодея Бога, я пришёл к реакционной идее, провозглашённой математиком Лейбницем: «Бог допускает всякое зло с той целью, чтобы потом из него вышло большее добро». Я не обратил тогда внимания на то, что, по словам апостола Павла из послания к Римлянам, не всем, а только «любящим Бога, призванным по его соизволению, всё содействует ко благу». Оправдав злодея Бога, я утратил всякое понятие о справедливости. Справедливость состоит в том, что, поскольку гены или условия воспитания определяют то, будет человек глупым или умным, злым или добрым, то если умные и добрые получат вечное бытиё – глупые и злые тоже должны получить вечное бытиё. Ведь они стали такими по причине неблагоприятных условий воспитания или, может быть, неблагоприятной генетической наследственности и поэтому должны быть обязательно перевоспитаны. Но вместо этого 24 марта 1989 года я написал такие жестокие и несправедливые слова: «Злые и тупые люди, прожив земную жизнь, уйдут в небытиё, а добрые и равные Богу по интеллекту получат жизнь вечную». Я был тогда таким же негодяем, как и Лейбниц, который писал примерно то же самое. Я не имел тогда понятия о справедливости. Бога я изобразил в виде бездушного эгоиста, для личного счастья которого нужны умные люди, которые должны так воздействовать на Бога, чтобы у него возникали лишь такие желания, которым суждено исполниться, предсказывать возникновение у Бога невыполнимых желаний и воздействовать на него так, чтобы таких невыполнимых желаний у него не возникало, и чтобы вся жизнь Бога состояла из одной сплошной радости. Следующая ошибочная мысль состояла в том, что Бог должен превратиться в примитивнейшее животное в результате этой радости. На самом деле умные люди могли бы так воздействовать на Бога, чтобы ему хотелось интеллектуально развиваться, чтобы учёба и умственный труд превратились бы для него в наслаждение. Для этого надо сделать всякую истину приятной, чтобы не возникало желание о ней не догадываться. Удивительно то, что моя рука могла написать о том, что не только злых, но и глупых ждёт вечное небытиё после смерти, потому что они не нужны Богу. Наверное, тогда я хотел без труда превратить всех глупых и скучных людей в умных, просто напугав их своими пророчествами. «Злых же перевоспитать нельзя, ибо в генах, а не в условиях воспитания моя врождённая доброта. Богу некогда спасать их от небытия, у него нет на это времени», – написал я, желая, наверное, напугать и злых. Я врал, врал сам себе. Я страшно сердился в душе на девчонок за то, что они надевают под юбку трусики, мечтал о том, чтобы все трусики, брюки, шорты исчезли во Вселенной, и чтобы все люди были вынуждены ходить в сарафанах без трусиков или в юбках без трусиков. Я был крайне сексуально озабочен тогда. Поскольку об этом я умолчал в автобиографической рукописи 1989 года, то так же лжива была и моя новая рукопись о Боге, преследующая цель запугивания людей. Эта рукопись по большей части была плагиатом мыслей Лейбница и радиопередач христианской радиостанции KFBS с острова Сайпен. Рудольф Иванович Винс зачитал моё письмо по радио и сказал, что с философской точки зрения все мои рассуждения являются правильными. Я дал в руки реакционеров объяснение того, почему Бог не уничтожает злодеев, причиняющих страдания ни в чём неповинным людям: страдания развивают умственные способности, а от радости человек тупеет, деградирует. Пожалуй, нужно было иметь достаточно развитый ум, чтобы найти ошибку в моих рассуждениях. «Бог – не садист, но для его счастья нужны умные люди, а стать умным можно только через страдания, подвергаясь истязаниям со стороны злодеев», – вот суть той ошибочной теории. Но всё-таки я заблуждался искренне, рассуждая, я делал ошибки в своих рассуждениях. «Верующий в Меня имеет жизнь вечную», – говорит Христос, и я ошибочно толковал это в 1989 году так: уверовать в Бога может только достаточно умный человек после того, как он достаточно долго пострадает, и его разрушенные радостью умственные способности восстановятся. Это ошибочное толкование, но на самом деле библейское слово «смерть» означает аскетический образ жизни, то есть принуждение себя к тому, что не хочется делать, добровольное распятие плоти со своей со страстями и похотями, а жизнь вечную имеют те, кто живут беспечно в своё удовольствие, так как верят в то, что Христос появится и всё за них сделает: и Солнце искусственное создаст, когда энергия этого естественного Солнца истощится, и другие бедствия предотвратит. В чём причина такого оптимизма, позволяющая им жить праздно беспечно по своим похотям и страстям? Не в подсознательной ли жажде небытия? Однако, это только лишь предположение
.Я вновь перечитывал Новый завет, и справедливая идея о равной участи всех не могла не обратить на себя моё внимание. Библия ясно говорила о мучениях, которыми будут наказаны преступники, а мучения должны были иметь цель – перевоспитание этих преступников. Библия говорила о том, что преступник унаследовал первородный грех Адама, что он не был записан в книгу жизни прежде создания мира. В послании к Римлянам апостол Павел говорил прямо: «Всех заключил Бог в непослушание, чтобы всех помиловать».
Получалась странная вещь: ради того, чтобы я стал умным, Бог допускал реальную интеллектуальную и нравственную деградацию громадного количества людей, окружающих меня. Ради того, чтобы я мучился от скуки среди этих примитивных глупцов, чтобы у меня возникло желание переделать этих скучных глупцов и желание приобретать необходимые для этого знания и развивать свои умственные способности, ради этого Бог сделал так, чтобы все желания этих людей беспрепятственно удовлетворялись, чтобы они постоянно испытывали одну только радость и интеллектуально деградировали в результате этой радости и беспрепятственного удовлетворения всех своих желаний. После же того, как в результате постоянных неудач, страданий, мучительной скуки, одиночества среди этих глупцов я разовью свои умственные способности до уровня самого Бога, я буду мучить всех этих глупцов, заставляя их испытать такую же дозу страданий с целью сделать их умными, какую дозу наслаждений они испытали, когда глупели.
«Но ведь лживого человека превратить в правдивого гораздо легче, чем глупого превратить в умного! Так зачем же Богу делать окружающих меня людей на самом деле глупыми, когда гораздо лучше вызвать в них желание притворяться глупыми и скучными и мучить меня скукой и одиночеством до тех пор, пока я не стану умным в результате своих мучений?» – вот какая мысль пришла мне чуть позднее в 1990 году. «Тварь с надеждою ожидает откровения Сынов Божьих, ибо тварь покорилась суете не добровольно, но по воле покорившего её». «Тварь будет освобождена от рабства в свободу славы Сынов божьих». Так говорила Библия. «Нужно только стать мне умным, снять семь печатей с зашифрованной Библии, и люди после этого откроют мне свой богатый внутренний мир, свой философский ум, который они так тщательно от меня скрывали», – подумал я. Новая мысль, пришедшая мне в голову, была очень приятна: «Люди вокруг не скучны и не примитивны, они просто притворяются такими, они лгут мне, что их не интересуют тайны мироздания, притворяются, что не могут будто бы запомнить простейшие школьные формулы. На самом деле я – самый глупый человек в мире. Я та самая заблудшая потерянная овечка, ради которой Христос покидает всё остальное стадо, заставляя его лгать и притворяться ради спасения этой одной заблудившейся овечки. Я первый согрешивший Адам, по вине которого смерть духовная переходит во всех других людей, заставляя их разыгрывать из себя скучнейших примитивов». В подтверждение этой мысли я находил в Библии такие слова: «Все люди лгут. Всякий человек лжив. Мудрый человек скрывает знания. Кто скажет: «пустой человек, подлежит синедриону, а кто скажет «безумный» – подлежит геенне огненной». Я страшно обрадовался от мысли, что моя тётушка просто лгала мне, что не знает даже о шарообразности Земли, притворялась, будто бы не знает о том, что звёзды больше Земли и никак не могут упасть на Землю. «Моя тётушка, – думал я, – отлично знает и высшую математику, и физику, и химию, и астрономию, но всегда скрывала от меня все свои знания, чтобы вызвать во мне ревность растолковать слова Библии: «и звёзды небесные пали на землю, как смоковница роняет смоквы свои». «Все люди вокруг меня умны, имеют аналитический ум, широкий кругозор интересов, любовь к науке, способность запоминать наизусть любой учебник и вечно хранить его в памяти, но ради меня, самой глупой, самой падшей, самой заблудшей овцы они скрывают весь свой ум, все свои мысли о высших материях, притворяются, что имеют лишь животные интересы. Всё это – из любви ко мне. Ведь Господь, кого любит, того и наказывает. И люди, мучая меня скукой и невыносимым одиночеством, заставляют меня задумываться и развивать в своих страданиях умственные способности. После же того, как я разовью свой ум и смогу догадаться о том, что зашифровано в Библии, они простят меня, откроют мне весь свой богатый внутренний мир, и я пойму тогда, что не одинок в этом прекрасном мире».
С таки мыслями и надеждами на скорое избавление от одиночества я и приехал к своей тётушке, забросив учёбу в техникуме, бросив жену и сына. И тут случилось нечто удивительное. После того, как я открыл свои новые мысли тётушке, она повела себя очень необычно: кивала головой в знак согласия и открывала мне всё новые места Нового Завета, требуя от меня истолкования их. Она жестами показывала мне на свою руку и чело, спрашивая меня о печати на руке и на челах Сынов божьих. Он проявляла явную заинтересованность, казалась человеком очень высокого интеллекта, но была жестока ко мне и строго требовала от меня истолкования Библии. Мне казалось, что в ближайшие минуты в ответ на моё правильное истолкование Библии она распахнёт передо мной весь свой богатый внутренний мир и откроет мне своё знание всех естественных наук, которое она так долго от меня скрывала. Великие психологи, математики, комбинаторы, артисты, заранее сговорившиеся разыгрывать специально для меня такие роли, которые должны были содействовать моему интеллектуальному развитию, – вот кем представились тогда все окружающие меня люди.
– Но прочти вот это, – попросила тётушка, и я прочёл: «Мы посеяли в вас духовное. Что же, если мы пожнём телесное?». Я был детерминистом, как Лаплас, и за всё, что находил в себе духовного, должен был благодарить причины, то есть людей. Но страх нападал на меня при чтении слов «пожнём телесное». «Каков будет итог, когда они увидят, что я приобрёл ум Христов, расшифровал Библию, снял семь печатей с неё? Заколют, как Агнца, на мясо и съедят плоть мою, чтобы иметь жизнь вечную», – с ужасом подумал я.
Тётушка словно прочитала мои мысли:
– Ты у нас такой вкусный, такой сладкий, – сказала она, облизываясь.
«Да, они каннибалы. Они для того и откармливают меня на мясо, чтобы заколоть и съесть меня, как чистого и непорочного Агнца. Как только я достигну духовной зрелости, расшифрую Библию, они убьют меня и съедят», – с ужасом думал я. Но я не мог забыть того, как стремилась тётушка меня порадовать, когда я был маленьким, как она бросала все дела и искала спрятанную мной маленькую бумажку, когда я просил её об этом, как разделяла она все мои мечты ликвидировать земное тяготение и полететь на кровати. Я не мог забыть того, как она хвалила меня за всякую мелочь, лишь бы только меня порадовать. И если потом она мучила меня своей примитивностью и узким кругозором интересов, если не могла даже ради меня научиться хорошо играть в шашки, то причиняла мне страдания она, видимо, не по своей воле, но какой-то садист её заставлял приносить мне страдания. Мысль о печати на челах и руке, а так же то, что «тварь покорилась суете не добровольно, и ожидает откровения Сынов Божьих» – всё это не давало мне покоя.
Тётушка вела себя в тот день необычно. Она вдруг стала с надеждой и мольбой взирать на меня, не возражала, когда я стал называть себя сыном Божьим, Агнцем, жаждала услышать от меня толкование Библии, чтобы я снял семь печатей с этой книги и освободил всех от рабства греху. При этом она показывала на свою руку и чело. И тут я подумал: «Так вот что она хочет мне сказать. У неё в руку или в лоб вмонтировано радиопередающее устройство, и всё, что она говорит и делает, слышит и видит зверь, дьявол, глава мафии, глава садистов. Её заставляют говорить и делать то, что хочет дьявол. Она не может говорить то, что хочет» Но я неожиданно высказал вслух эту свою догадку, и тут страх напал на меня. Я подумал, что теперь моей свободе говорить то, что хочется, придёт конец, так как дьявол не допустит, чтобы я рассказал другим людям о том, что он вмонтировал радиопередающие «жучки» в руку и в лоб своим рабам. Теперь он услышал о том, что я догадался об этом, и заставит меня молчать. Я с ужасом представил, как будут меня бить и запугивать власти, чтобы я никому не рассказал о том, как они делают из людей зомби. Я схватил Новый Завет, положил его в сумку и побежал на улицу. Тётушка попыталась препятствовать моему уходу из дома, и это ещё сильнее напугало меня. Я ждал, что меня сейчас схватят, будут бить, как Иисуса, и поведут на распятие, а я буду вынужден либо позволить им вмонтировать себе в руку радиопередатчик и стать зомби, либо умереть. Я бежал по глубоким лужам и болотине, мечтая спрятаться в лесу и как можно быстрее смотаться с этого проклятого полуострова, где так легко меня поймать. И вдруг я услышал рёв вертолёта. Ужас мой был громаден. Я прыгал через забор, лез напролом через кусты, бежал изо всей силы в лес и слышал шум погони, думая, что за мной гонятся, чтобы схватить и превратить в зомби. Это был, наверное, рёв мотоциклов. Может быть, это была слуховая галлюцинация приближающейся погони. Это был самый настоящий бред преследования. Религиозный опиум приносил свои первые плоды.
После того, как утих рёв вертолёта и шум приближающейся погони, я очень скоро понял, что всё это был самогипноз. Я вспомнил слова Иисуса из Евангелия от Марка: «если и горе сей скажете, сдвинься отсюда и бросься в море, и поверите, что будет вам по словам вашим, будет вам всё, о чём ни попросите». Стоит поверить в то, что за тобой гонятся – и вот она галлюцинация приближающейся погони. Стоит поверить в то, что никакой погони нет, успокоиться – и никакой погони не наблюдается.
Осторожно я добрался до дома. Тётушка ещё не спала. Она вдруг стала вести со мной интеллектуальные беседы, задавать мне философские вопросы. Моё желание, чтобы она не была примитивной в умственном отношении, снова исполнялось, и это окончательно подрывало мою веру в реальность внешнего мира и его законов. Когда я верил в то, что тётушка глупа и не способна философски мыслить, она была такой, как я о ней думал. Теперь же, когда я поверил в то, что она просто до сих пор скрывала от меня свой философский ум, притворялась примитивной, а теперь должна мне открыть весь свой громадный интеллект, она и на самом деле стала другой, стала похожа на великого учёного. «Но существует ли тогда хоть что-нибудь в этом мире независимо от моего сознания? Может быть, этот шкаф я вижу только потому, что верю в существование этого шкафа? Вдруг стоит мне только пожелать, чтобы этого шкафа не было, и поверить в то, что его нет – и он растворится в воздухе?» – подумал я, и в этой мысли был заключён кайф, опьянение, потому что я устал жить в мире, где чудес не бывает, и все мои желания постоянно не исполняются. Вот почему комната закачалась, части предметов начали разваливаться, и перспектива страшной неизведанной галлюцинации нависла надо мной.
– Ах ты, сволочь! Так вот какую плоть вы хотите съесть у меня! Хотите лишить меня непреложных законов, согласно которым чудес не бывает! Хотите, чтобы я увидел все кошмарные видения, как вещи испаряются? Нет уж, я не хочу увидеть, как звёзды падут с небес, и как небо свернётся как свиток, – заорал я на тётушку.
Вдруг из глаз тётушки выскочили лучи света, когда я заорал на неё, проникли мне прямо в сердце и вызвали боль. Как будто мощная сила парализовала меня и заставила меня лечь на пол. Я испугался, что умру немедленно. Мне подумалось, что свободе моей пришёл конец, что теперь тётушка сильнее меня физически, и она, а не я, будет ставить условия. В ту минуту я молился дьяволу, чтобы он оставил меня хотя бы в качестве своего раба, клялся, что не буду больше роптать и пытать его слуг, заставляя их говорить правду. Тяжесть, придавившая меня к полу, исчезла. Но потом, когда я снова взбунтовался и заорал на тётушку, тяжесть снова придавливала меня к полу и заставляла просить прощения.
«Спящие спят ночью, и упивающиеся упиваются ночью. Мы же сыны дня, а не ночи. Поэтому не будем спать как прочие, а будем бодрствовать и трезвиться», – говорит апостол Павел. Поэтому я решил не спать никогда и увидел тогда много галлюцинаций. Первой моей галлюцинацией была тяжесть, которая придавливала меня к полу всякий раз, как я повышал голос на тётушку. Я хотел во всём подражать Иисусу Христу, но ошибочно отождествлял свои страдания со страданиями Иисуса Христа. Это было неправильно, потому что Христос страдал добровольно, а меня принуждали страдать против моей воли, добровольно от наслаждений я не хотел отказываться. Но в своём безумии я думал, что подобно Христу беру грехи тётушки на себя, и это тяжесть её грехов прижимает меня к полу и приносит мне ужасные физические мучения. «Не хочу быть Христом. Не хочу брать на себя чужих грехов. Прости меня, Бог-отец. Пусть все люди остаются грешниками, только пусть прекратится это ужасное физическое мучение», – взмолился я. Я в страхе и трепете раскаивался в своём желании переделать окружающий мир, боясь того, что умру в страшных физических муках, если грехи всего мира лягут на меня тяжким грузом. Моя мольба как бы была услышана Богом, и он снял с меня тяжесть, которая заставила меня распластаться на полу. Мне стало стыдно своего малодушия. Тётушка снова вела себя безбожно, нарушала заповедь Христа: «Не говорите, что вам есть, что пить, во что одеться», просила меня поспать немножко, хотя апостол Павел говорит: «Не будем спать как прочие, а будем бодрствовать и трезвиться», снова не обнаруживала никакого стремления к знаниям и интеллектуальным беседам. Я обличал её, но при этом снова тяжесть начинала прижимать меня к земле, и я снова начинал испытывать ужас и страх. Я боялся сказать что-то, чего нет в Библии, и только цитировал Библию, думая, что таким способом заставлю Иисуса Христа, апостола Павла, пророка Исаию, Моисея и других авторов Библии за грехи тётушки страдать и освобожу её от рабства греха, а сам избегну мучений. И эта вера мне помогала: тяжесть не наваливалась на меня, если я не добавлял к тексту Библии ничего своего, а только цитировал Библию.
Итак, тяжесть грехов была опытным путём отождествлена с силой тяготения во время этой моей галлюцинации тяжести. Я рассуждал при этом так: «Гравитационная сила взаимодействия между мной и Землёй могла возрастать только за счёт увеличения моей собственной массы, так как гравитационная сила между Землёй и другими людьми не увеличивалась. Христос, берущий на себя грехи других людей, становится тяжелее, масса Его тела увеличивается. Масса и могущество эквивалентны. Более всего независим и свободен тот, кто имеет наибольшую массу. У самого тяжёлого – власть и могущество. Ведь катящийся тяжёлый шар, сталкиваясь с лёгкими шарами, меняет их судьбу и траектории, а на его движение эти столкновения не оказывают никакого влияния. Масса Бога-отца бесконечно большая, и Бог по своему желанию может сколь угодно увеличивать массу своих возлюбленных Детей Божьих, если они просят этого у него с верою. Он даст им власть совершить любые чудеса». Так эквивалентность массы и энергии Эйнштейна нашла своё бредовое выражение в эквивалентности массы и могущества. Но дальше из этой ложной посылки и истинной посылки об эквивалентности знаний и могущества, я делал вывод: «Знание имеет массу. Всякое познание истины увеличивает массу моего тела. Чем больше я знаю – тем тяжелее становлюсь и могу стать просто физически сильнее любого человека, если буду много знать». Эта оптимистическая идея стать самым сильным человеком в мире путём приобретения знаний заставила меня раскаяться в том, что я гневался на тётушку, а не стремился к приобретению знаний и не просил Бога увеличить мою массу за счёт эквивалентного уменьшения во столько же раз массы Земли, в результате чего сила притяжения между моим телом и Землёй оставалась бы той же самой. У меня не было недостатка в бредовых истолкованиях библейских текстов, в каждом тексте Библии я видел прообраз из своей собственной жизни. Мне казалось, что я постигаю истину, толкуя Библию, и могу каждый раз при толковании библейского текста просить Бога в семь раз увеличить массу моего тела за счёт уменьшения в семь раз массы Земного шара. Веруя в то, что я получу просимое, я вновь испытывал галлюцинацию: я демонстрировал людям то, что моя масса уже почти равна массе Земли, бросал какой то предмет и видел то, как этот предмет падает не вертикально вниз, а притягивается ко мне, падая под косым углом. Далее я почему-то решил, что по моей просьбе Бог может увеличивать не только массу моего тела, но и массу любого другого предмета. Я просил Бога сделать чашку в 7 раз тяжелее, в 49 раз тяжелее и предлагал поднять её тётушке – она не могла поднять такую тяжёлую чашку. И мне чашка показалась более тяжёлой, когда я попросил Бога увеличить её массу. Я кричал людям, что я теперь всемогущ, что достаточно мне провести рукой по воздуху черту – и никто не сможет пройти через это место. Я страшно хотел, чтобы люди убоялись меня. Я клялся, что могу теперь всех людей заставить слушаться себя, могу парализовать их, если захочу. Все эти галлюцинации я видел после того, как не спал трое суток. Это было весной 1990 года.
Мне вдруг пришла в голову мысль, что люди умирают по той причине, что они грешат: спят, едят, пьют, ходят в туалет. Я решил не позволять больше своим близким людям ни спать, ни есть, ни пить, ни в туалет ходить, дабы спасти их от старения и смерти, которыми они наказываются за грехи. Я вообразил себя Мессией, который должен весь мир спасти.
– Посмотрите на меня, – говорил я. – Я не сплю, не ем, не пью и в туалет не хожу уже три дня, и от вас требую того же. Всякий, кто переступит порог этой комнаты, никогда не сможет выйти отсюда.
– Но мы хотим в туалет, – говорили люди.
– Терпите! – орал я на них. – Просите Бога, дураки неверующие, чтобы он избавил вас от желания сходить в туалет.
Я был уверен в том, что мне одному открылась истина, а все люди заблуждаются, думая, что надо есть, пить, спать, ходить в туалет, что люди оболванены безбожной советской пропагандой, и я должен донести истину до всех их и прославиться – эта бредовая идея полностью завладела тогда всем моим существом. Я верил, что Бог есть и может по моей молитве совершить любое сверхъестественное чудо, подобное чудесам, описанным в книге «Исход». Я верил в это так сильно, что кричал:
– Все вы дураки, если не понимаете того, что всё, что говорила эта безбожная Советская власть, что человеку якобы нужно есть, пить, спать, ходить в туалет – всё это ложь. Можно не есть и не пить – и не умрёшь никогда, если будешь только веровать в то, что не умрёшь. Надо верить в Бога, просить его об этом и верить в то, что Бог даст просимое. Все вы старитесь и умираете только потому, что вы верите в то, что должны стариться и умирать. Вы не верите во всемогущего Бога, который освободит вас от всякой болезни и смерти. Если вы уверуете в существование всемогущего Бога, если будете просить его с верой в то, что он всегда даст просимое, то Бог всегда исполнит любую вашу просьбу. Только вы не должны сомневаться в том, что получите просимое у Бога.
Но люди не подчинялись мне, не хотели отказываться от приёма пищи и воды, не хотели отказываться ото сна, и тогда мне казалось, что вся высокоорганизованная материя (в том числе и эти люди) стремится к разрушению, старению и смерти, желает двигаться от порядка к хаосу, и меня тоже желая увлечь за собой в бездну смерти. Тогда я кричал, обличал, насиловал её, стараясь заставить её двигаться от хаоса к порядку. Я веровал в Бога в те дни как безумный фанатик и не размышлял. Мне думалось, что и камни и растения, которые являются сдеградировавшими людьми, слышат мои слова, и я призывал их покаяться и уверовать в Бога. Я думал, что делаю им больно своими словами, разрушая их приятное атеистическое заблуждение, что нет никакого Бога, но зато заставляю их эволюционировать и спасаю от вечного небытия. Возомнив себя спасителем мира, я то ужасался своему одиночеству, то любовался своей славной миссией, то в страхе и трепете молниеносно принимал решение, думая о том, какие ещё грандиозные чудеса позволит мне совершить Бог-отец, чтобы люди уверовали в Него.
Я хотел уже пойти по воде, будучи уверен, что не утону, ходил по тонкому апрельскому льду в Заволжске и просил рыбаков научить меня ходить по воде. Но мне не хватило, видимо, веры, и я промочил ногу, поставив её в лунку. Я грезил наяву. Спасательная станция (пристань) символизировала спасение от губительного атеизма. Я предвкушал, что встречусь сейчас с ангелами, которые спросят меня: «Ну, зачем ты так долго хотел того, чтобы ни Бога, ни сверхъестественных чудес не существовало? Зачем ты никогда не просил Бога сделать чудо? Разве плохо жить в мире, где ты можешь ходить по воде, взмахнуть руками и полететь по воздуху, попросить Бога с верою сделать гору бананов и немедленно получить просимое? Живи же в этом раю и не становись больше никогда атеистом, не теряй веры в Бога и его сверхъестественное всемогущество. С этого дня Бог будет впредь исполнять любое твоё желание, и жизнь твоя будет состоять из одной сплошной радости. Только верь в это и не усомнись. Страданий больше никогда не будет в твоей жизни, если только ты не усомнишься в том, что Бог будет исполнять любое твоё желание». Вот что я хотел услышать из уст ангелов, которые должны встретить меня с распростёртыми объятиями. Мне казалось, что и все люди вокруг меня счастливы оттого, что я перестал быть атеистом. Подобные слова я видел на плакатах «Спасательной станции» либо потому, что аллегорически истолковывал реальные плакаты, либо потому, что видел многочисленные галлюцинации.
Я высказал свои мысли девушке, и мне показалось, что она одобряюще улыбнулась. Я похвастался тем, что понял, что можно с помощью своей веры ходить по воде, преодолевая гравитацию, и не тонуть, для этого надо только верить в то, что гравитации нет – и она исчезнет. Я пошёл по тонкому апрельскому льду, он не проваливался. Я вступил на воду в лунку, но промочил ногу. «Вера в то, что нога должна тонуть, сыграла свою роль», – подумал я. Я усомнился в возможности чуда хождения по воде и испугался, как бы мне не усомниться и в возможности хождения по тонкому апрельскому льду, усомнился и страшно испугался, когда почувствовал, что лёд трещит, проваливается. В ту же минуту я стал каяться перед Богом за то, что расхвастался, что могу верой и горы переставлять, в страхе и трепете умолял Бога спасти меня, давал клятву Богу, что больше никогда не буду ловить кайф, делая всякие чудеса.
Наконец, медленно, дрожа от страха провалиться под лёд, добрался я до берега, сел на паром. Мне казалось, что люди на пароме опять смотрели на меня с презрением, видя во мне маловерного грешника, усомнившегося снова в возможности чудес. Я начал обличать их, орать, призвал их покаяться и уверовать в существование Бога, хотел спрыгнуть с парома в воду и доказать им всем, что верующий в Бога человек в воде не тонет. Но страх перед тем, что за радость чудес потом придётся расплачиваться страхом погибнуть, усомнившись, не позволила мне осуществить это. Я ведь только что обещал Богу не творить больше чудес, если он спасёт меня, позволив добраться благополучно до берега и не провалиться под лёд.
Положительные и отрицательные эмоции чередовались. Я не мог правильно мыслить, так как не спал много суток, но подсознание моё знало, что плата за чудеса – солипсизм, и желание переделать этот мир противоположно желанию его познавать. Тогда впервые время замедлило свой ход, а длины улиц возросли. Я шёл от Фибры до автостанции Заволжска очень долго, если не считал домов. И только счёт домов и знание о том, что их не должно быть больше тысячи, давали надежду на то, что путь не будет бесконечным. Я приехал домой разбитым и усталым, но очень довольным тем, что добрался до дома. Всю ночь я не спал опять, откапывая в Библии в нумерации глав и стихов зашифрованные тайны. Я хотел заставить покаяться всех своих родственников. Почему-то я думал, что число зубьев на расчёске у бабушки равно числу её грехов. Какими то нелепыми бредовыми рассуждениями я устанавливал, что она воровка, и что зеркальце, шпильки, губная помада и бусы являются крадеными вещами, требовал от неё, чтобы она немедленно в этом созналась и покаялась, но бабушка не сознавалась. Тогда я орал и угрожал ей, что она умрёт немедленно, если не подчинится мне. Я зачем-то делил время на семь частей, вычитал отрезки времени назад. От числа сначала вычитал единицу, а потом умножал полученное число на семь. Сложение и деление, умножение и вычитание я использовал зачем-то в качестве противоположностей. Например, два раза я делил на семь, а потом два раза прибавлял по семёрке, думая, что это даёт тождество, позволяет попасть в прошлое, позволяет увидеть грехи матери и бабушки. С полной уверенностью я утверждал, что такого то числа во столько то часов бабушка била тётушку, и требовал от неё сознаться и покаяться. Я угрожал бабушке водным потопом, который сейчас придёт. Себя я считал в ту минуту праведным Ноем, сделав движения руками, как колдун, превратил свою комнату в Ноев ковчег, и хотел спасти ещё от потопа хотя бы бабушку и тётушку, заставив их покаяться во всех грехах, чтобы они могли войти в этот ковчег и спастись от потопа. В ту ночь я был подобен глупому маленькому ребёнку.
На следующий день я зачем-то написал: « (7*7+2 рыбки евангельские)*7=357 – это число счастья, мира и любви, вечной радости. Ума не приложу, для чего я тогда умножал семь на семь, зачем потом к полученному числу прибавлял две евангельские рыбки, и зачем потом всё это снова умножал на семь? И почему я решил, что полученное число 357 является числом вечной радости, мира и любви? По-моему, это был самый настоящий бред. В десятичном представлении 1/7 я видел разнообразие цифр, замечал рост периода в последовательности 1/7, 1/49 и т.д. 1/51 имеет больший период, чем 1/49. Но ведь и другие последовательности растут по периоду: 1/3, 1/9, 1/27. Деление усложняло, но ведь и умножение – тоже. И почему меня не интересовали числа иррациональные, которые сложнее? Единицу я называл Богом, двойку сатаной, а тройку Святым Духом.
На другой день я не выпускал из кухни Тоню Жигарёву и внука Елизаветы Ивановны Хохловой, проведя по воздуху руками черту, через которую никто не мог пройти по моему верованию. Я со слезами умолял этого мальчишку хорошо учиться в школе и любить больше всего в жизни физику, математику, химию. Я очень гневался, когда они проходили сквозь невидимую стену, созданную движениями моих рук. Я винил в потере всемогущества себя, что медленно расшифровываю Библию. В одинаковых номерах стихов различных книг Библии я видел сходство, неся бред аллегорического истолкования. Я воображал себя то Иисусом Навином, то Саулом, то Христом. Мне казалось, что я творю то, что в Библии предречено мне сделать. Когда пришла врач, увидев то, что она в очках, я предложил ей исцелить зрение, чтобы она видела без очков, вычерчивая что-то на листе бумаги, припоминая формулы оптики, желая внушить ей то, что она отлично видит без очков, думая, что если она поверит в то, что хорошо видит без очков, то будет хорошо видеть без очков. Мне казалось, что от моих мыслей, знаний и верований зависит всё.
Люди, естественно, начали беспокоиться. Но я думал, что они злодеи, и я должен судить их. Я угрожал им, что если закричу, то от голоса моего, как от голоса грома, всякая гора сойдёт со своего места. Я очень спешил увеличить массу двери в свою комнату, чтобы люди не смогли ворваться в мою комнату и не смогли помешать мне судить Вселенную, и для этого требовался напряжённый умственный труд, так как Бог-отец награждал увеличением массы какой-то предмет по моему желанию только в обмен за новые мысли и идеи. Я очень спешил и боялся, потому что считал, что воюю один со всем человечеством. Я считал, что я и есть Христос, которого люто ненавидит всё человечество, и либо я покорю всех людей, либо они меня распнут. Уверенности, что люди не смогут открыть дверь в мою комнату, у меня не было, потому что я видел, что Бог не даёт мне всемогущества, и люди мне не покоряются.
Люди действительно ворвались в мою комнату, и мужик связал мне руки. После этого люди ушли. Я не просил тётушку развязать меня. Я подумал в ту минуту, что меня всё равно распнут на Голгофе, как Христа, и заставят вытерпеть ужасные физические муки независимо от того, хочу я этого или не хочу. В ту минуту я забыл о том, что Христос страдал добровольно. Думая, что Христос именно физически должен быть распят на кресте, я никак не мог поверить в то, чтобы он добровольно мог захотеть пойти на такую мучительную смерть. Я решил, что я и есть Христос, и люди привяжут сейчас меня к столбу и будут наслаждаться, забивая в меня гвозди. От ужаса предстоящих мне физических мучений на кресте я чуть было совсем не потерял сознание. Но надежда спастись от зверских побоев разъяренной толпы народа и мучительной смерти на кресте всё-таки не покидала меня. Я всё ещё продолжал фанатично верить в то, что Бог-отец исполнит любую мою просьбу, если я не буду в том сомневаться. Надо только было найти основание для веры в то, что Бог сделает это грандиозное чудо и освободит меня из рук озверевшей толпы народа.
Люди связали меня и повезли на машине скорой помощи в сумасшедший дом, а я думал, что они везут меня в Москву, где прибьют меня на центральной площади гвоздями ко кресту, а потом будут подходить все по очереди, бить, плевать и мучить. Мысленно я попросил Бога сделать машину очень тяжёлой, чтобы она не могла ехать, сделав определённое движение пальцами и веруя в то, что это движение пальцами мне поможет. Мотор заглох в ту же минуту, машина остановилась. Но вот машина снова поехала, и снова я потерял надежду на то, что Бог исполнит все мои желания и избавит меня от мучений на кресте и от побоев озверевшей толпы народа. В ту минуту я потерял сознание от страха и ужаса, представляя то, на какие ужасные физические мучения я предопределён.
Очнулся я в психиатрической больнице, понимал только одни символы и больше всего боялся забыть своё собственное имя и дату своего рождения. Я чувствовал, что забываю свою фамилию, и всё больше букв своего собственного имени забываю. Рядом на соседней койке я видел окровавленное тело своей жены. Положение и номер койки играли для меня громадное значение. Моя койка была в центре, восемь коек располагались слева, и восемь коек располагались справа, и я думал, что по правую сторону на койках располагаются праведники, а по левую – грешники. Семь цветов радуги я нумеровал так:
1– красный,
2– оранжевый,
3– жёлтый,
4– зелёный
5– голубой,
6– синий,
7– фиолетовый
Так как шестёрку я считал дьявольским числом, то синий цвет стен в палате навевал на меня ужас.
Во всём я выискивал аллегорию и боялся нарушить закон Моисеев, сделать что-то не так. Цифры занимали все мои мысли, и в каждой цифре я видел тайный зашифрованный смысл. Я вспоминал слова того человека, который помнит наизусть прочитанные книги, и который сказал, что хорошее число «3» при умножении на «2» даёт сатанинское число «6». Потом при дальнейшем умножении на «2», получаются «12» апостолов Христа, потом «24» старца, символизирующие зло, так как они должны пасть перед Агнцем. Каждое число о чём-то говорило мне, что-то символизировало. Так было и с 12 звуками в октаве, и с семью цветами радуги. Я верил в то, что, только решив некоторую математическую головоломку, смогу освободить свои руки от наручников, которыми я был прикован к койке. Я считал, что смогу проходить и сквозь стены, и сквозь любые предметы, если только догадаюсь, как выйти из трёхмерного пространства в пространства с большей размерностью. Когда я стал вытаскивать свою руку из наручников и почувствовал боль, то подумал, что причина этой боли в том, что я в чём-то согрешил, и просто не могу догадаться о том, как надо отключать свои болевые ощущения. Я верил в любые чудеса, верил в то, что всё зависит только от меня, что в зависимости от своих действий я могу попасть в преисподнюю, а могу получить и неограниченную власть над всем миром. Я был напряжён и больше всего боялся уснуть, был убеждён в том, что спать никогда нельзя, и расслабляться нельзя ни на секунду. Каждая буква в русском алфавите имеет свой номер. Я складывал номера всех букв, входящих в слово, и по полученному числу старался оценить это слово и понять его сущность. По-моему, это был величайший бред.
Три дня я пролежал в психиатрической больнице, а потом вышел домой, весь скованный в движениях, болели глаза, были судороги. Самой большой мечтой была мечта поправить своё физическое здоровье. Мать успокоила меня, что всё это – побочные действия лекарств, что скоро всё это пройдёт, и я поверил этому. Мать обрадовала меня, сказав, что поверила в Новый завет и Евангелие, она читала его мне, и я находил в нём большую пищу для размышлений. Но больше всего я обрадовался, когда понял, что меня просто увезли в психиатрическую больницу и выпустили оттуда через три дня, а не повезли в Москву, не стали привязывать меня ко кресту и забивать мне в руки и ноги гвозди. Когда в психиатрической больнице я понял, что меня не будут распинать на кресте, радость немного меня вылечила. Но всё равно я с большим трудом вспомнил, как меня зовут, и сколько мне лет, очень боялся, что не смогу вспомнить этого, и тогда меня не выпустят из психушки. Когда судороги и слепота стали проходить, я был очень рад.
Я снова поехал в Москву сдавать зачёты и экзамены, чтобы получить диплом об Окончании Московского техникума электронных приборов. Дипломную работу я написал только на «хорошо», и экономику сдал с оценкой «хорошо», по остальным предметам получил отличные оценки. В техникуме я снова продолжил религиозную пропаганду, одурачивая студентов техникума, что якобы случай никогда не смог бы создать живую клетку, как не может без создателя возникнуть робот. Я внушал студентам, которые со мной учились, эту ошибочную идею, что без постоянной заботы Разумного Создателя всё давно бы разрушилось и превратилось бы в бессмысленный хаос, что именно Богу мы обязаны своим существованием. Я также пропагандировал идеи жестокости и садизма, призывал мучить всякого, кто стремится к получению наслаждений, не позволять никому наслаждаться, так как я ошибочно думал тогда, что от всяких наслаждений человек тупеет, а страдания развивают умственные способности человека. Тогда я сам жестоко мучил своего грудного ребёнка, душил его подушками и жестоко бил его по заднице, когда он капризничал, думая, что такими мучениями даю толчок его интеллектуальному развитию. Три тетради, толкующие Библию таким образом, тоже делали своё злое дело. Преподаватель информатики не могла с таким толкованием согласиться, но скрыла то, как она понимает Библию. «Просящему у тебя дай» и «Всегда радуйтесь» – этих слов в Библии я не замечал.
Незнание теорий Дарвина и Опарина погубило меня, и я поверил западным учёным, доказывающим существование Творца и оправдывающим всё существующее зло и угнетение. Я также поверил и Лейбницу, известному математику. Я решил, что лжива пропаганда советская, и в этом была моя главная ошибка. Вот поэтому я и решил, что возрастание энтропии является следствием удовлетворения желаний человека, в том числе и желания принимать пищу. Поэтому сумасшествие моё повторилось.
Я решил, что Христос не ел 40 дней в пустыне именно материальную пищу, а не духовную, и решил ему подражать. Я поверил также лживым буржуазным профессорам, что полный сорокадневный голод омолаживает организм, улучшает умственную деятельность, и решил сорок дней не брать в рот ничего кроме воды. На 33-й день голодания я вдруг очень сильно испугался, что могу либо умереть, либо ослепнуть, либо оглохнуть от истощения, потому что я не только голодал, но купался ещё в ледяной воде, а после этого залезал в кипяток. Я испугался, что надорвал сердечную мышцу. Кроме того, на голоде мне снова легко удалось не спать несколько суток подряд. В глазах начинало темнеть. Мне пришла в голову мысль, что мать и бабушка в глубине души только и мечтают о моей смерти. Я возмутился тем, как они могли одобрить подобный риск с голоданием. Я немедленно раскупорил все соки сразу: черничный, земляничный, вишнёвый, брусничный, и стал пить их в больших количествах. Меня мучил страх, что я истощён голодом, потому что не только голодал 33 дня после предыдущих 20 дней голода и 20 дней постной пищи, но и купался в проруби, на что тратил много энергии. Мать и бабушка ругали меня за то, что я пью разные соки. И это ещё сильнее заставило меня подозревать их в том, что они желают моей смерти. Ведь нужны разные витамины из разных соков, а в одном клубничном соке или каком-то другом всех необходимых витаминов нет. «Но тогда они отравили эти соки, если они желают моей смерти», – подумал я после того, как они стали говорить, что со мной сейчас сделается плохо, раз я не слушаюсь их в том, что следует постепенно выходить из голодания. «Надо немедленно ехать в клинику академика Николаева, умолять спасти меня от смерти, заявить в милицию, чтобы немедленно сделали анализ содержимого моего желудка на яд», – думал я. Я поехал в Москву на автобусе и, хотя я не спал уже несколько суток, больше всего я боялся заснуть в автобусе, думая, что если засну, то уже не проснусь и умру от отравления соками. Я думал, что пока бодрствую, смерть не сможет ко мне приступить. Я вздрагивал от ужаса, когда сон подкрадывался ко мне в автобусе. Больше всего я боялся уснуть. Но зато теперь я не боялся пить те соки, которые продавали, зная то, что в них нет яда. Я мог досыта есть в столовой, не боясь быть отравленным. Я старался есть много, чтобы ликвидировать последствия истощения от месячного полного голода. Я был очень напуган утратой вкусовых ощущений после такого длительного голода. Теперь понемногу вкусовые ощущения возвращались.
И вот они начались, эти страшные галлюцинации. Я фиксировал свой взгляд на ближнем предмете, а боковым зрением наблюдал за дальними предметами, и, когда качал головой слева направо, то ближний предмет оставался почти на том же месте, лишь немного смещаясь справа налево, а дальний предмет значительно смещался слева направо, удаляясь от ближнего предмета. Когда же я переводил взгляд на дальний предмет, а боковым зрением наблюдал за ближним предметом, то, качая головой слева направо, я наблюдал, что дальний предмет остаётся почти на том же месте, лишь незначительно смещаясь справа налево, а ближний предмет значительно смещается справа налево. Таким образом, в зависимости от движения моего зрачка получалась разная картина, которая зависела от того, следил я своим зрачком за ближним предметом, или следил своим зрачком за дальним предметом. Но мысль о движении зрачка не могла придти тогда в мою глупую голову, и я потерял веру в объективное существование материи. Я пришёл к выводу, что, когда иду по дороге и смотрю на ближние предметы, а боковым зрением наблюдаю за дальними предметами, то усилием своей воли заставляю ближние предметы двигаться медленно назад, а дальние предметы заставляю с большой скоростью двигаться вперёд, то есть заставляю их усилием своей воли удаляться друг от друга; когда же я перевожу свой взгляд на дальние предметы, а боковым зрением наблюдаю за ближними предметами, я усилием своей воли останавливаю стремительное движение дальних предметов вперёд и заставляю дальние предметы начать медленное движение назад, а ближние предметы заставляю гораздо с большей скоростью двигаться назад. Отсюда я сделал вывод, что усилием своей воли я могу увеличивать расстояние между любыми двумя предметами, а также ускорять ход времени. Возможность увеличивать скорость своего движения меня очень порадовала: я фиксировал свой взгляд на дальней цели и наблюдал боковым зрением за очень близкими предметами, деревьями вдоль тротуара, которые стремительно двигались назад, и время летело быстро, незаметно, и очень быстро я достигал цели. Чем ближе были деревья – тем большей казалась мне моя скорость. Кажется, что и пароход тем быстрее движется, чем ближе к берегу он плывёт. Время текло для меня медленнее, если я не фиксировал свой взгляд на дальней цели и не наблюдал, как эта цель медленно, но верно, приближается ко мне. Но второе открытие было ужасно и принесло мне страшно огорчение: оказалось, что усилием своей воли я могу увеличить расстояние между любыми двумя предметами. Если я шёл по дороге и устремлял свой взгляд на ближние предметы, а боковым зрением наблюдал за дальними предметами, то зрачок моего глаза поворачивался с гораздо большей скоростью, чем в том случае, если бы он был устремлён на дальний предмет. В этом случае дальний предмет не относительно меня, а относительно поворачивающегося зрачка моего глаза двигался вперёд с большой скоростью. Но я не мог догадаться о движении своего зрачка, потому что я приходил к точке зрения субъективного философского идеализма и не мог считать первичным глаз, а вторичными зрительные ощущения. Единственной реальностью я признавал только свои двумерные зрительные ощущения. Я считал пространство не трёхмерным, а двумерным. Я верил в то, что, приближаясь к предмету, я усилием своей воли делаю этот предмет крупнее, поворачивая предмет, я изменяю его форму, и т. д. Я стал считать реальными не сами предметы, а свои зрительные ощущения, то есть плоские двумерные проекции предметов на сетчатку своего глаза. Весь это яд философского идеализма и свёл меня с ума.
Итак, я уверовал в то, что, когда иду по дороге и устремляю взгляд на ближние предметы, а боковым зрением наблюдаю за дальними предметами, то заставляю ближние предметы медленно двигаться назад, а дальние предметы заставляю двигаться вперёд, то есть заставляю усилием своей воли их удаляться друг от друга. Взглянув вдаль, я ужаснулся: линия горизонта ушла очень далеко, дорога, по которой ездят машины, показалась мне очень широкой, ближние дома показались очень длинными, а дома на другой стороне дороги были так далеко, что казались очень маленькими. Вселенная стала релятивистской, расширяющейся с громадной скоростью, все расстояния между любыми двумя предметами возросли в несколько раз. Я шёл по тротуару возле пятиэтажного дома, но этот дом, казалось, находился так далеко, что его высота была меньше моего собственного роста. Люди же вокруг меня казались мне ничтожными карликами. Я видел себя великаном среди них. Я поверил в то, что заставил всю Вселенную усилием своей воли расширяться.
Иисус, отвечая, говорит им: имейте веру Божию, ибо истинно говорю вам, если кто скажет горе сей: поднимись и ввергнись в море, и не усомнится в сердце своем, но поверит, что сбудется по словам его, – будет ему, что ни скажет. Потому говорю вам: всё, чего ни будете просить в молитве, верьте, что получите, – и будет вам. (Евангелие от Марка, глава 11, ст. 22-24)
Сейчас я думаю, что эти слова Иисуса Христа из Евангелия от Марка не относятся к этим галлюцинациям. Думаю, что Иисус призывает верить в материализм, принуждать себя к занятию физикой и химией и изобретать взрывчатое вещество, способное взорвать эту гору и ввергнуть её в море. Думаю, что Иисус велит верить только в точный математический расчёт и получать потом осуществление ожидаемого. Смысл же призыва Иисуса состоит в том, что опыт следует ставить только после того, как теоретически предсказан результат этого опыта. Но не зря Новый Завет называют и драгоценным камнем, и камнем соблазна, и камнем преткновения. Не спавший несколько ночей и поверивший в то, что по его молитве должно произойти чудо, увидит галлюцинацию этого чуда, как сон наяву.
Это был кошмарный сон наяву. С одной стоны я был всемогущ, мог усилием воли переставлять дома с места на место и поменять расположение всех улиц и домов в Москве по своему желанию. Верою я переставлял горы, но только в своём галлюцинирующем воображении. Но страх и ужас нападали на меня всякий раз, когда я думал о том, что расширение Вселенной, творимое мною, может зайти так далеко, что скрытых масс нейтрино просто не хватит, чтобы остановить расширение и обратить процесс, вернув прежне расстояние между предметами и прежние размеры предметов. Ведь уменьшалась плотность вещества. Что было с массой – я не знал. То мне казалось, что масса увеличивается, то казалось, что она уменьшается. Тогда я начинал из всех сил бежать, и мне удавалось остановить расширение Вселенной. Иногда мне приходила мысль, что от длительного голода у меня просто закупорились кровеносные сосуды в головном мозгу, и я вижу предсмертные галлюцинации. Тогда я приходил в ужас и бежал, стремясь повысить таким образом кровоснабжение мозга. Сильный бег помогал – предметы принимали прежние размеры. «Неужели я один во всей Вселенной? Неужели предметы реально не существуют независимо от моего сознания и не имеют реально определенных размеров? Неужели мне вечно придётся жить в мире, где всё только снится мне? Неужели размеры всех предметов зависят от моей воли?» – с горечью думал я. Снова и снова я проводил всё тот же опыт, и снова боялся так сильно увеличить все расстояния, что процесс расширения окажется необратимым. Снова бежал я изо всей силы за убегающими вдаль домами, отбивая пятки ног до боли. Иногда я закрывал глаза от ужаса, видя то, как дом начинает удаляться от меня в то время, как я сижу на лавочке, дав толчок расширению Вселенной. Но, открыв глаза, я увидел свою громадную фигуру, сидящую на громадной лавочке, а все предметы находились так далеко от меня, что казались мне ничтожно маленькими. Я страшно перепугался и бежал несколько километров, напрягая все свои силы для того, чтобы остановить расширение Вселенной. «Я дал тебе глаза, – скажет мне Бог на Страшном Суде, думал я. – А ты с помощью своих глаз погубил Вселенную. Ведь говорил же Христос, что лучше вырвать свой глаз, если он тебя соблазняет». На одном здании Москвы я увидел табличку со словами: «Тот, кто использует свои глаза не для того, чтобы наслаждаться гармонией и красотой, кто смотрит не в суть предметов, а сквозь них – тот не достоин иметь глаза. Д. И. Менделеев». А ведь я именно сквозь ближние предметы наблюдал за дальними предметами. Фиксируя взгляд на ближних предметах, я наблюдал боковым зрением за дальними предметами, заставляя ближние предметы двигаться назад, а дальние вперёд, то есть, заставляя их удаляться друг от друга, а Вселенную расширяться. «Какой же я дурак!» – раскаялся я, но на другой день снова повторил свой эксперимент. «Я дал тебе зрение, а ты погубил Вселенную. Лучше бы ты вырвал свой глаз, который соблазнил тебя, – скажет мне Бог на страшном суде. – Ты вообще недостоин бытия». «Господи, прости меня! Никогда больше не буду экспериментировать», – взмолился я, когда после очередного эксперимента вновь Вселенная начала расширяться, и побежал изо всей силы, отбивая пятки, заставляя Вселенную снова сжаться и принять прежние размеры. Однако в тот день вошло у меня в привычку увеличивать свой рост так, чтобы быть выше всех других людей. Я никак не хотел мириться с обнаруженным неприятным фактом, никак не хотел мириться с тем, что у предметов нет определённых размеров. Поэтому я очень сильно хотел, чтобы очередной эксперимент провалился, и расширение не произошло, когда я устремляю взгляд на ближние предметы и краем глаза наблюдаю при этом за дальними предметами. Но расширение опять и опять происходило.
Мне становилось нестерпимо тоскливо, тоска наваливалась всей силой, не давала покоя. Ведь если у предметов нет определённых размеров, если у расстояний между предметами нет определённых величин, если размеры предметов и расстояния между предметами зависят от моих действий, то, значит, весь этот мир только снится мне, и я – единственная личность во всей Вселенной, могущая ощущать что-либо, мыслить, понимать что-либо, испытывать желания и эмоции. Кроме меня никто во всей Вселенной не может ни видеть, ни слышать, ни радоваться, ни мыслить, ни сознавать что-либо. Где-то в глубине души теплилась ещё надежда на то, что меня Некто испытывает, подослав дьявола соблазнить меня сделать камни хлебами, но тот факт, что чудеса начали происходить в моей жизни только после того, как я уверовал в возможность чудес, а до этого чудес никаких не происходило, делало очень маловероятным существование этого Некто. Если бы он существовал реально, то мог бы творить сверхъестественные чудеса независимо от того, верю я в возможность чудес или не верю.
Я пришёл к выводу, что вижу эти галлюцинацию по той причине, что не спал уже очень много суток. Доктора Николаева я никак не смог найти. После бесчисленных страхов и ужасов, испытанных мной на улицах Москвы, я сел на поезд, идущий в Кинешму. Я решил выспаться в вагоне. Когда я лёг, мне мерещились злобные голоса, ищущие того, кто чуть было не погубил всю Вселенную, чтобы избить его жесточайшим образом. Мне опять было страшно засыпать. Я думал, что бодрствующий я могу в любой момент уничтожить Вселенную, и меня побоятся тронуть, а спящего запросто убьют. Однако я всё больше начинал склоняться к мысли, что всё, виденное мной, является моими галлюцинациями, вызванными тем, что я не спал много суток, и вылечиться от галлюцинаций можно, только выспавшись.
Этим днём во Фрязино я шёл по улице и шаркал ногами, думая, что изменяю орбиту Земли. В одном из магазинов был включен телевизор, и я увидел по телевизору деда мороза – себя, и там сказали: «Проклятый старик-шаркун, заморозил всю Вселенную! Лень ему ноги свои поднимать!». Люди обернулись на меня, и взгляд их был укоризненным. «Ах так! – воскликнул я, – Я ведь могу и лето сделать». И я побежал очень быстро, пытаясь усилием воли приблизить планету к Солнцу. Вдруг тучи разошлись, выглянуло солнце, снег мгновенно испарился, и мгновенно возникла зелёная трава, как по волшебству, а люди с восхищением смотрели на меня.
Много и других галлюцинаций я видел и слышал. Беру в рот пирог, и по радио тут же говорят: «Вот, он взял в рот пирог». Всё это было с одной стороны радостно, с другой стороны – печально.
Я сидел в своей комнате в городе Кинешма и размышлял. «Христос лжец, он заманил в ловушку небытия, из которого нет воскресения», – думал я. Участь вечного небытия казалась мне самой ужасной участью из всего, что может быть. Всего страшнее казалось мне навечно прекратить своё существование.
– Способен ли ты принять смерть вместо других? – строго спрашивал внутренний голос.
– Нет, – отвечал я. – Своя шкура дороже.
– Но ты один праведник, а все остальные грешники. Поэтому выбирай: или они все погибнут, или ты умрёшь вместо них, но спасёшь их от смерти.
– Боже! – отвечал я. – Я больше всех люблю себя. Пусть лучше все люди погибнут во Вселенной, но лишь бы мне жить вечно.
– Не хочешь, значит, умирать за этих грешников? Так знай же: либо они тебя убьют, либо ты должен всех их убить, уничтожить всех людей на Земле. Так получи же эту силу и могущество, власть над всем миром, обещанные тебе в Ветхом Завете. Молодец, что не послушал этого обманщика Христа!
Мне показалось, что я взлечу сейчас в воздух, стану невесомым, смогу проходить сквозь стены, а, может быть, стану таким сильным и плотным, что начну пробивать лбом каменные стены, врываться в квартиру к любому и вершить суд и расправу над всеми злодеями и грешниками. Я представил, как всех заставлю покаяться в грехах и преклонить передо мной колени. Я представил, как сладко мне будет отомстить сейчас всем тем мальчишкам, которые били меня в детстве, и которым я тогда не мог «дать сдачи» по своей трусости и слабости. Я представил, как буду врываться в квартиры своих обидчиков и жестоко и долго избивать их, мстя им за то, что они избивали меня в детстве. Жажда мщения завладела всем моим существом. Я представил, как рухнут стены в квартире Валеры, как я влечу в его квартиру, как буду бить его со всей жестокостью за то, что он тогда без всякой вины избил меня, требуя того, чтобы я не подходил к Свете. Ведь он бил меня, невзирая на то, что я униженно прошу его не бить меня и не даю ему сдачи. Я представил, как он тоже будет умолять меня простить его, но я буду бить его долго и жестоко, невзирая на его мольбы. Я сладострастно представлял, как жестоко изобью всех тех мальчишек, которые били меня в школе, в детском саду, и тех, которые отрывали лапки насекомым и потешались над моим чувством сострадания к насекомым. Я представлял, как жестоко изобью всех рыбаков и охотников, возомнивших себя вправе лишать жизни другие живые существа. Ведь рыбина не виновата в том, что родилась рыбиной, а не человеком, и преступно лишать её жизни! Я представлял, как запугаю всех грешников так, что ни бить, ни убивать, ни обижать никто никого больше не будет, все люди откажутся от употребления в пищу мяса и рыбы, став вегетарианцами, и даже таракана никто больше не осмелится убить. Как сладко мне было осознавать, что день мщения наступит вопреки ожиданиям безжалостных и бессовестных людей, и мстителем буду я!
Думая так, я раскачивался на стуле, но мне думалось, что стул раскачивает всё сильнее и сильнее рука Божья. Мне думалось, что сейчас я должен взлететь и обрести способность пробивать своим лбом все каменные стены, врываться во все квартиры и вершить единолично суд и расправу над людьми. Я стал биться лбом об стену, мне стало больно, и я заорал. Мама стала уговаривать меня выпить снотворное «родедорм», так как я опять не спал уже пять суток. Я подумал, что мать испугалась близкого суда и мщения, что я где-то допустил ошибку, позволив врагам догадаться о своих планах, нарушив где-то закон Моисеев. Я подумал, что погибну теперь, если не принесу в жертву повинности простоту голубя. В этот миг я понял, что слово – серебро, а молчание – золото. Поэтому я решил притвориться не только немым, но решил притвориться растением, у которого рта нет, и которое открыть рот и выпить таблетку снотворного никак не может. В тот миг мне пришла в голову мысль, что в советской школе лгали о том, что животные и растения якобы не могут абстрактно мыслить, лгали, что человек якобы умнее обезьяны, а обезьяна умнее якобы мухи, а муха умнее якобы дерева, что всё якобы эволюционирует и развивается от простого к сложному. «Энтропия ведь всегда возрастала, и происходила всегда не эволюция от простого к сложному, а деградация в живой природе от сложного к простому. Поэтому человек – самое глупое живое существо. Он самый глупый ещё потому, что треплется, высказывает вслух свои мысли. Кошки умнее людей, потому что они только накапливают знания и молчат, скрывают все свои философские мысли, притворяются, что никаких мыслей и знаний якобы не имеют. А растения – самые умные и сложные создания хотя бы по той причине, что у них отсутствует симметрия, и в расположении их веток зашифровано столько информации, сколько человеку никогда не запомнить. Я обратился тогда с речью к деревьям, и они зашелестели листвой, ответили мне, – подумал я. – Познав эту истину, я поумнел до уровня растения. Теперь я растение. Я морковка. Но, Боже, почему на этой морковке так много гнилых мест? Моя мама ведь выращивала эту морковку на своём огороде, и морковка вся гнилая. И меня мама тоже выращивала, и у меня почти все зубы гнилые, очень плохое зрение, и гриппом я болел очень часто, несмотря на то, что мама работает врачом. Значит, моя мать ненавидит и меня, и эту морковку тоже, которую она выращивает на огороде.
Мать тем временем легла спать. Я взял Библию, подбежал к спящей на диване матери, ударил её Библией по голове и заорал, показывая ей гнилую морковку:
– Ты что это, тварь, меня не подкармливаешь навозом?! Посмотри, сколько на мне гнили! Я морковка, которая растёт у тебя на огороде. Сейчас же немедленно иди в огород и удобряй меня!
Бабушка стала протестовать, и я хотел ей проткнуть ухо, чтобы она слышала Слово Божье, не имела ушей, которые не слышат. Был конец зимы, но я не понимал этого, и на полном серьёзе считал себя гнилой морковкой, которая растёт в огороде, и которую забыли подкормить навозом. Позднее в психиатрической больнице я съел свой собственный кал, чтобы подкормить себя навозом. Я решил, что выращен матерью в огороде для того, чтобы потом она могла съесть меня. «Но я не хочу быть съеденным человеком, – думал я. – Быть съеденным человеком означает деградацию – превращение из морковки в человека, то есть движение от сложного к простому. К тому же мать и растила меня скверно, вследствие чего я и стал такой гнилой морковкой».
Внезапно я понял, что совсем отвык и разучился спать, что на самом деле сошёл с ума, и, хотя и превратился в морковку, но всё равно деградировал. Испытывая ужас, я побежал в психиатрическую больницу и кричал: «Я морковка. Меня хотят съесть. Но я не хочу, чтобы меня съели. Я гнилая морковка, потому что меня плохо подкармливали навозом. Накажите, отомстите тем, кто плохо меня подкармливал. Дайте мне мои очки!». Меня связали, я буйствовал. Так второй раз по вине этого проклятого религиозного опиума я оказался в сумасшедшем доме.
На другой день я снова возомнил себя Иисусом Христом. В коридоре психиатрической больницы висел плакат, на котором было написано, что курение очень вредно, что каждая выкуренная сигарета сокращает на 14 минут продолжительность жизни. Я подводил к этому плакату всех пациентов и умолял их бросить курить. Я уговаривал всех больных немедленно бросить пить, курить и сексом заниматься, призывал «распять плоть свою со страстями и похотями». Я опять твердил, что, удовлетворяя свои похоти и страсти, человек в силу закона возрастания энтропии будет двигаться от порядка к хаосу, то есть деградировать. Я выследил, как они тайно курят махорку и другую травку в туалете, как принимают циклодол и другие наркотики, и донёс на них медицинскому персоналу.
Один из парней жестоко избивал меня в первый раз моего трёхдневного пребывания в психушке, когда я был абсолютно невменяем, и я решил, что именно приём циклодола и сделал его таким жестоким.
Однажды ему передали пачку циклодола, и он показал мне, сказав:
– Смотри-ка, наркотики.
– Ну-ка, дай-ка, – сказал я, схватил пачку, выбежал в коридор и передал пачку сестре, донёс на него.
Я угрожал всем пациентам Страшным Судом, если они не покаются и не откажутся от курения травки в туалете и наркотиков, твердил, что в аду им придётся испытать ради восстановления их разрушенных наркотиками умственных способностей точно такую же дозу мучений, какую дозу наслаждений они испытали, деградируя. Когда врач совершала обход, я сразу же донёс на ребят, отвёл врача в туалет и показал ей тайники, где они прячут травку. Я хотел любой ценой навести порядок и положить конец наркомании в психиатрической лечебнице. Когда врач ушла, вечером ребята привязали меня к койке, а потом подходили все по очереди и жестоко били меня по животу, так что я даже нагадил под себя. Это ещё сильнее упрочило мою веру в то, что я Христос и страдаю за их грехи.
Они стали регулярно привязывать меня к койке и коллективно избивать. «Ты понял, наконец, что слово – серебро, а молчание – золото?» – спрашивала меня врач, и я боялся пожаловаться ей. Внезапно я осудил себя за то, что никогда не лгал и не имел никаких тайн от людей. Я осудил себя за то, что ненавидел Ленина, Андропова и Советскую власть и самым бессовестным образом уклонился от службы в армии, бросил учёбу в институте. Меня переложили на другую койку, а на центральную койку в палате положили другого пациента, и тогда я стал его считать Христом, а себя – кающимся грешником. Расположение койки и её номер очень о многом символизировал для меня. Я чуть ли не со слезами каялся перед тем человеком, твердил, что хочу служить в армии, и надеюсь быть прощённым за измену Советской Родине. Он приказывал мне что-то, велел называть себя то лейтенантом, то маршалом Советского Союза, и я повиновался ему в страхе и трепете, беспрекословно выполняя любое его приказание.
Играя в шашки с другими пациентами, я выигрывал, и это утешало меня, свидетельствуя о том, что особо мои умственные способности не разрушены. Однако я боялся, боялся и ещё раз боялся. Боялся того, что сделаю ошибку, согрешу и буду снова жестоко избит за это. Я пришёл к выводу, что били меня всегда за дело, за грехи, что если не грешить – то и бить никогда не будут. Били меня всякий раз, когда я начинал цитировать Новый Завет. Если я цитировал Ветхий Завет – это наоборот нравилось.
Я верил в приметы, и цифрам опять придавал первостепенное значение. Палата №2 приводила меня в ужас. Я очень обрадовался, когда меня перевели в палату №3, но боялся идти на свидание, проходя мимо палаты №2.
Мне казалось, что все фильмы, которые показывали по телевизору, были про меня. И все радиопередачи тоже были про меня. В любом рассказе, передаваемом по радио, я обнаруживал случай из своей жизни. (Рассказ «Чёрный монах» Чехова, фильм «Шинель»). Я снова оказался в центре Вселенной. Я каялся в том, что желал переделывать окружающий мир, не желая познавать его таким, какой он есть. Я каялся в том, что желал изменять людей и желал жить для людей, не сознавая того, что вся Вселенная создана Богом только ради меня одного. Именно с таким мировоззрением я и вышел из психиатрической больницы. Я каялся в том, что роптал на Бога, а не благодарил его за всё, что он для меня создал. Второй раз я провёл в психиатрической больнице девять дней.
Голоса обращались ко мне постоянно. Стоило мне лишь мысленно задать Богу какой-то вопрос – как сразу же по радио или телевидению я слышал ответ на этот вопрос. Жизнь показалась мне необыкновенно интересной: во всей Вселенной никого не было, кроме нас двоих – меня и Бога, создавшего всё это красочное сновидение для меня одного. «Зачем ты изменил мне, любимый» – пели по радио, а я думал, что это Бог спрашивает меня, зачем я изменил ему, зачем полюбил других людей, почему пожелал того, чтобы ни Бога, ни чудес не существовало, а эти несовершенные люди реально существовали со всеми их недостатками, а не снились, что и заставило Бога притвориться, что его нет.
«22 и 28» – эта песня в исполнении Аллы Пугачевой напоминала светлое детство, когда я обращался с просьбами к Богу, и он исполнял мои желания, творил чудеса до тех пор, пока не «настала осень» – я стал атеистом и страдал.
«Я счастлива, что Вы больны не мной. Я счастлива, что я больна не Вами, что никогда тяжёлый Шар Земной не уплывёт под нашими ногами». Эта песня явно намекала на то, как однажды я соблазнил Бога дать толчок расширению Вселенной, и тяжёлый Шар Земной тогда чуть было не уплыл у меня из-под ног. «Даруй мне тишь твоих библиотек, твоих напевов строгие мотивы», – слушал я и каялся, что был равнодушен к науке и искусству, не стремился к знаниям, а роптал на Бога за то, что он не даёт мне власти над другими людьми, друзьями, которые не существуют реально, а только лишь снятся мне, потому что «их прекрасные черты появятся и растворятся снова», и потому они мне не враги, а друзья, это простые неодушевлённые куклы, которых Бог дёргает за верёвочку, которые строго выполняют волю Бога и предназначены для служения мне. «А я, дурак, хотел служить им, не понимая того, что они только мираж, создаваемый Богом для меня», – каялся я. Даже имя «Безумнов» в какой то пьесе обличало меня, безумного, предпочитающего лучше верить в реальность людей, нежели в реальность своего Создателя, создавшего всю Вселенную только для меня одного. Метко описывало меня также имя «Самохвалов».
Во всех книгах, фильмах, статьях я узнавал себя. Всё, что говорилось и писалось, было обо мне, и про меня, и для меня. Это был самый настоящий дикий бред отношения. Но каким счастливым я чувствовал себя от мысли, что во Вселенной существует умнейшее существо, создавшее для меня шедевры точных наук и интереснейших книг, чтобы мне никогда не было скучно. «А я, дурак, пытался установить контакт с людьми. Желал приносить им радость, веселить их, упорно не желая догадываться о том, что они только снятся мне и не способны испытывать эмоцию радости», – думал я. Как я радовался тому, что «прозрел», как каялся в том, что желал наполнять радостью жизнь примитивных людей вместо того, чтобы развивать свои умственные способности и общаться со своим мудрейшим и благороднейшим Создателем, создавшим всё для меня одного.
Но вот зазвучала песня: «О, Кармен! Ещё есть время! Не дари цветов, не любя! О, Кармен! Опомнись скорее: снова я в плену у тебя». Силой своей веры я подчинил себе все средства массовой информации, заставляя их отвечать мне на любой вопрос, который я задавал Богу. Бог попал в плен моей веры и служил уже мне. Да ещё «Радио России» ругало большевиков, революцию, Ленина. Я не мог поверить в реальность происходящего, не мог поверить в распад могущественной державы, не мог поверить в то, что СССР рухнул, и все мои детские контрреволюционные антисоветские мечты осуществились. Я решил, что всё это галлюцинации, подумал, что я умираю, и это предсмертные галлюцинации. Испугавшись, я выпил сразу много таблеток галоперидола, чтобы избавиться от этих галлюцинаций. Но тут я ещё сильнее испугался того, что могу отравиться от принятия в свой организм большой дозы галоперидола, и стал промывать желудок.
Не могла долго жить в душе эта приятная идея, что во всей Вселенной реально существуют только двое – я и Бог, создавший всю Вселенную ради меня. Неизбежно я должен был задать себе такой вопрос: почему Бог позволил мне так долго заблуждаться, быть атеистом и развлекать тех, кто не способен реально испытывать радость, почему Бог не творил никаких чудес тогда, когда я не верил ни в Бога, ни в возможность чудес? Если из доброты, то почему же он позволил мне так много в жизни страдать? Ведь и заблуждение моё было не приятным, а очень даже мучительным. Почему Бог открыл мне прекрасную истину и стал со мной общаться только тогда, когда я поверил в его существование? Значит, и Бог, как и всё остальное, не существует реально, независимо от моего сознания. Возможно, ничего независимо от моего сознания и моей веры не существует во Вселенной. И я – единственная личность во Вселенной, живущая в мире своих собственных галлюцинаций, и я могу увидеть любые самые страшные галлюцинации. Все предметы в окружающем меня мире могут исчезнуть, если я усомнюсь в существовании этих предметов. Я вижу эти предметы только до тех пор, пока верю в существование этих предметов. Потеряв веру, я могу погрузиться в вечный мрак и тишину. Я с ужасом почувствовал, что становлюсь дальтоником и перестаю различать цвета, теряю свой музыкальный слух и начинаю забывать все мелодии, которые когда-либо слышал. Песня, в которой Бог спрашивал меня: «Любишь ли ты меня, Кармен?» символизировала для меня такой вопрос: «Хочешь ли ты жить в мире, где не существует никаких законов физики, и где любое твоё желание будет немедленно исполняться, если только ты будешь верить в то, что оно исполнится, не усомнишься никогда в том, что все твои желания должны немедленно удовлетворяться?» «А если я когда-то в этом усомнюсь?»– с ужасом думал я. «Опомнись скорее, Кармен, – предупреждала песня. – Туда есть вход, но нет выхода. Существует черта, перейдя которую ты увидишь такие грандиозные чудеса в своих галлюцинациях, что уже никогда не сможешь забыть их, никогда не сможешь снова стать атеистом и нормальным человеком».
Галлюцинации всё же произошли: грампластинка начинала фальшивить, играть на одной ноте. Но я спал и в один прекрасный день выздоровел, став убеждённым атеистом, марксистом. Я понял, как правы был Ленин и коммунистическая партия, считая борьбу с религиозным мракобесием очень важной задачей. Я понял, что религия – это страшное зло, которое способно запросто привести человека к сумасшествию.
Интерес к Библии всё равно остался. Учась на втором курсе университета, в своём реферате по философии я даже попытался примирить Библию с атеизмом, утверждая, что библейское слово «Бог» может означать, например, законы физики и другие неизменные законы природы, так как при других законах природы ни атомы, ни молекулы, ни белок, ни жизнь не могли бы возникнуть. В том же реферате я истолковал Голгофскую смерть Христа и его страдания как призыв к аскетизму во имя занятия наукой, который, как мне показалось, необходим для того, чтобы изобрести приёмник для прослушивания мыслей и эликсир бессмертия. (Материалистическое толкование Библии )
Более подробно эти идеи изложены в трактате «Ещё один взгляд на Христианство», написанным в 1994 году.
С того дня, как я стал атеистом, я ни разу не попадал в психиатрическую больницу, ни разу не сходил с ума, не видел галлюцинаций, успешно 10 лет работал на фабрике, а потом даже поступил учиться в университет и отлично учился там до третьего курса, получая повышенную стипендию. Всё это доказывает то, что атеизм – это лучшее лекарство от психических болезней.
Более объективный и критический взгляд на Библию изложен в статье: Некоторые места из Библии можно толковать так, чтобы они не противоречили атеизму.